Книга Мироходцы. Пустота снаружи  - Илья Крымов

В общем и целом путешествовать со Скалой оказалось не так уж и плохо, за исключением тех частей путешествия, в которых приходилось собственно путешествовать. Здоровяк был спокойным и уравновешенным человеком, который совершенно точно знал, что делает. С таким можно и в горы, и в лес, и не страшны никакие тебе волки, медведи, росомахи и прочие… лоси. Вообще-то у Владимира сложилось впечатление, что, когда Скала и его пес входили в лес, вся эта пушистая шушера старалась побыстрее выйти с другой стороны и не возвращалась домой, пока гости не уберутся подальше.

Зато люди его любили. Оказалось, в этих краях обитает довольно много народу, и все при виде собачьего всадника становятся весьма дружелюбными, и все машут Скале руками, и со всеми он горазд переброситься парой фраз.

Встречались и другие люди верхом на огромных собаках, но, как понял землянин, пес в этих краях был зверем статусным, на нем ездили либо военные, либо знать. Отличить последних от простолюдинов оказалось просто – более красивая одежда, дорогое оружие и манера держаться так, словно все вокруг тебя оскорбляет и утомляет, но ты милостиво прощаешь это все. Однако и знатные выказывали Скале знаки уважения.

Селились местные горцы эдакими аулами – и всегда близ каких-нибудь естественных пещер. Для них это, похоже, было важно. Поселения, как правило, прилегали к скалам и большим каменным холмам и спускались по их склонам волнистыми ярусами, поделенными на отдельные подворья. Те, что побогаче, были обнесены высокими каменными стенами, те, что попроще, – ограничивали длинные плетневые заборы. Каждые ворота венчал деревянный щиток с какой-нибудь загогулиной – видимо, местные гербы или номера.

Зато самые сливки общества были натуральными троглодитами – обитали непосредственно в пещерах, внутри скал. Эта элитная жилплощадь имела ворота, обитые железом, и вырезанный прямо в камне над ними большой «герб». Что-то вроде местного эквивалента за́мков.

Скала опускался в долины и взбирался на холмы, пересекал реки и леса, ехал по ущельям, всюду встречая людей различных кланов, беспрепятственно минуя охраняемые территории. Он явно пользовался особым статусом.

Чем ниже спускались они, тем больше становились аулы и сильнее они изменялись. В предгорьях люди жили более свободно, исчезала жесткая привязка к пещерам, стирались границы поселений, превращавшихся в маленькие городки, а порой даже дозорных постов было не видно. Выше в горах эти посты имел каждый аул – три длинных жерди, связанных ближе к верхушке, а на них эдакое небольшое гнездо для одинокого наблюдателя. В общем, у нижних горцев чувствовалось более легкое отношение к жизни.

Скала не очень любил останавливаться в поселениях – к сожалению Владимира, он старался ночевать под открытым небом. Несколько дней назад, когда разразилась жуткая гроза, им пришлось ложиться спать под собачьим боком, укрывшись вместе с теплым псом двумя слоями шерстяных одеял.

Но один раз они остановились на ночь в таком месте, от которого у Владимира челюсть отвисла. То был равносторонний треугольник с длиной сторон по тысяче метров, наверное, состоявший из глыб желтого камня; двумерная пирамида, сложенная посреди гор над огромным озером хрустально-чистой воды. В середине треугольника имелось отверстие идеально круглой формы, в коем разместилось бы два футбольных поля, и сквозь него в озеро водопадом рушилась река. Владимир попытался было спросить, кто или что могло построить такой громадный памятник, и Скала даже понял его вопрос, но ответил коротко и явно неопределенно. Он этого не знал.

На берегу озера менгирами был выложен большой круг, в котором собирались путники с пролегавшей рядом дороги. В середине имелось огромное кострище, а в сторонке кто-то огородил плетнем загон для форорахов. Кстати о них – ни одной лошадки Владимир на своем пути так и не встретил, зато вдоволь насмотрелся на этих огромных нелетающих птиц, которых местные, не имевшие чести ездить на собаках, использовали в качестве вьючного и гужевого транспорта.

Подле озера они провели одну из ночей своего путешествия. Звучала музыка, кто-то играл на камыле[8], потом были разговоры, а затем, как понял землянин из тона говоривших, – рассказы. Один древний дед с бородой до пояса, одетый в какую-то старую бурку, вещал, задумчиво глядя в жаркое пламя, и все внимали ему как какому-то пророку. Видимо, главным атрибутом, вызывавшим почтение, была борода.

Спуск с гор на равнины занял неполных шесть дней, и вот пес уже трусит по ровной лесной дороге в сторону поднимавшихся над елями струек дыма. Землянин видел первое равнинное поселение издали, еще со склонов, так что не смог его особо разглядеть, и оттого весьма удивился, когда по сторонам от дороги появились… натурально аккуратные подмосковные дачки. Ну или, по крайней мере, что-то очень похожее.

Не считая мощенной булыжником дороги, по которой ездили запряженные форорахами повозки, он словно попал в аккуратный дачный поселок под Москвой, где за деревянными заборчиками стояли приятные глазу домики с верандами, белыми рамами, местами резными наличниками и коньками. Всюду цвела окультуренная зелень, цветы в клумбах и палисадниках, фруктовые деревья неизвестных видов, все чисто и благолепно. Разве что линий электропередачи с их столбами, проводами и трансформаторами не хватало для полного сходства.

Второй раз шаблон разорвался, когда впереди раздался рев и из-за поворота вывернул грузовик, настоящая железная машина размером с самосвал, но общими очертаниями напоминающая старинный «студебеккер» времен войны. Выдыхая дым, машина промчалась в противоположную сторону и вскоре скрылась из виду. У Владимира образовалась уйма вопросов, которые некому было задать.

Они остановились на одной из улиц городка возле зеленых ворот, на которых висела какая-то табличка. Скала прошел во двор, увитый виноградом, а Владимир постарался аккуратно слезть с седла и не упасть – пес терпел его на себе только вместе с хозяином, но если здоровяк отлучался, зверюга начинала глухо рычать.

Скала поднялся на крылечко, замер, пригляделся к вывешенной на двери табличке и пошел обратно. Ни слова не говоря, он отправился дальше по улице. Подразумевалось, что пес и художник последуют за ним. И они последовали.

Вскоре путники вышли на небольшую площадь, где в самой середине стоял фонтан с памятником какому-то бородатому мужчине с закрученными усами. Два здания на площади не опознал бы только слепой – ратуша и таверна. Аккуратное белое здание с часовой башней Скалу не заинтересовало, и он сразу двинулся к приземистому дому с двускатной крышей и выставленными перед входом столами. Указав землянину на свободный, горец отвел скакуна в местный эквивалент конюшни, после чего зашел внутрь заведения.

Владимиру ничего не оставалось, кроме как сесть и осмотреться. Погода стояла прекрасная. Пока в горах можно было отморозить себе все отмораживаемое, внизу царило лето – яркое, словно написанное маслом.